стопориться в жиже дебильных мыслей, но потом ощущаю — зачем? Что хочу, то и думаю. Ей же можно воображать, что я специально ей назло стройку долбаную открыл.
Так, блядь, про комплекс точно нельзя думать. Это за рамки вообще.
Днем она выходит из музейных ворот вместе с пенсионеркой, встречать мини-грузовик с чем-то. Закипаю, наблюдая, что и Алиса какие-то тяжести прихватывает, хотя два мужика из тачки и по второму кругу могли бы сходить.
На ножке еще прилеплен гигантский пластырь. Там, где у нее страшная рана тогда побагровела. Паразит говорил, она случайно в открытую консерву прыгнула на том участке. А я пока в офисе сидел.
Прокручиваю руль, как злость внутри водоворотом перемалывает мышцы. В припаркованной машине. Колесам — пиздец. Мышцам тоже, потому что они веревочными обернулись недавно, и болят, как кислотой зашприцованные. Не от спорта болят, упырные. Только спорт успокаивает каркас перетянутых канатов внутри.
Снова выходит за пакетом протертым, и задумчиво ногу осматривает. Потом нахмуренно по телефону разговаривает.
Стопорю себя, потому что еще не вечер.
Вечером ей говорить со мной придется. Раз сообщения писать может, так и языками и губами немного поработает. Желательно, у меня во рту.
Вздыхаю, один зуб другим придавливая. Жаль, крови нет, а больно. Ну, не поработает губами, так хоть посмотрит на меня.
А я страшный. Может запугаю наконец-то, чтобы…
… чтобы что-то.
Вернувшись через несколько часов, вылетаю из тачки. Так как вижу что Алиса уже здание соседнее рассматривает, крайне сосредоточенно.
Заметив меня, оступается и руку неестественно отводит в сторону. Слежу, чтобы нога ее не слишком напрягалась. Но ход сбавить не могу. В аду только приторможу.
— Что, присмотрела уже?
Тонкий локон ей на скулу спадает. Алиса неуверенно отводит глаза, но потом возвращается взглядом ко мне. Ее рот слегка приоткрытый. Хочу чтобы дышала часто, а она назло дыхание задерживает.
Меня марью в воздухе поводит. На хрена в этом месте пространство поплавили. Зыбью ребристой дышу, и сквозь нее на растерянную фею смотрю.
Шатает меня? Шатает.
Боюсь, если шаг толкну вперед, то обрушится все. Вот все. Вместе с ней.
По хребту паника позвоночник подсекает, секция за секцией, когда Алиса неустойчивый шаг назад делает.
— Я просто смотрю. — И вполголоса размеренно объясняет: — Обещали тут три площади для временного сохранения отдать. Пока в музею крышу будут спасать.
Какая воспитанная у меня фея-обманщица.
— Ты спасать будешь, крышеспасательница? — киваю ей снизу вверх. Будто она — один из пацанов у меня на ковре.
Только затылок мне выжигает волна тремора, со спины поднявшаяся. Хочу еще нежный голос услышать. Пусть только посмеет молчать.
— Нет, — коротко отвечает она и во двор идет. Как хозяйка, без бэ. Просто смотрит она, ага.
Соплю ей в голову, только без натиска, потому что стопорюсь намеренно.
Делает вид, что меня здесь нет, когда неказистый двор разглядывает, но ножка подрагивает. Еще трогает браслет на руке. Что за цацка?
— Хочешь внутри глянуть, принцесса?
Смотрит на меня. Сердито, но теперь пылко. Господи, я с ума схожу. И сойду. Она — секунда за секундой — мою голову нежной рукой под воду опускает. И сейчас удерживать там на глубине, черной от беспросветности, начнет.
И я не выплыву.
— Взламывать — это уже за гранью. Я сама завтра все и так увижу.
— А у меня ключи есть.
Связку достаю. Теперь ключи болтаются, вниз свисая с моего большого пальца. Она на них взгляд переводит. Сейчас быстро догадается, проницательная боевая фея.
А потом разворачивается и размашистым шагом двор намеревается покинуть.
— Да, Алиса, теперь мое оно. Здание! Так какие площади вам понадобятся?
Она головой поводит, будто отряхивается от чего-то. Мне смешно становится. Видимо, от оборвыша в виде моей персоны отряхивается.
А потом волнорезом злости я сам себя на куски растаскиваю. И только та часть, что без царя в голове, живой ощущается. Надеюсь, сдохло все остальное.
Но они твари живучие, и агонизируют там как-то. Какими-то надеждами, мечтами, херней сплошной.
До щипящей болью ярости агонизируют. Так огнестрелы плоть надкусывают, когда влетают в тушку.
— Далеко собралась? Ключи только у меня теперь есть. И завтра точно также будут.
— Найдем другое помещение, — сцепляет она зубы. И лоб оттирает, видимо, от испарины.
Да, жарко сегодня, несмотря на то, что вечер уже в воздухе улегся.
— Да не найдете, — невесело смеюсь. — А ты со мной всегда договориться сможешь.
Заворачиваю вместе с ней во двор уже археологического музея.
Она теряется в шагах немного, когда я перед ней прямо всей тушей выплываю.
Ее легкий испуг меня щипцами раскаленным сдавливает. Стараюсь в пространстве меньше стать, но и в глаза хочу заглянуть.
Локон опять на лицо спадает, усталым движением руки она отводит его и пот убирает.
Не нравится мне это, блядь! Почему измученная такая? Знал ведь, что больше в больнице лежать надо было. И ножка еще не зажила.
— Пожалуйста, покинь территорию, — абсолютно спокойно и миролюбиво говорит она и даже пытается мне улыбнутся. Но не выходит. Не выходит у нее улыбаться мне!
Я взрываюсь и ключи ей в руки толкаю. Алиса охает, и непонимающе на меня смотрит.
— Договоришься со мной или нет? Давай!
— Нет, конечно!
Даю ей обойти, связка снова с большого пальца у меня болтается.
Она еще несколько шагов делает, а я на дне барахтаюсь. Потому что это то, куда она меня забросила. Или оставила. Может, я всегда здесь парализован был, просто отсутствие воздуха не замечал.
И на дне в легких водоросли застряли, и крюком каждое мгновение их из меня вытягивает вместе с гнилью, что на месте сердца осталась червей внутри кормить.
— Я и другие куплю, везде! Везде, где договоришься. Время не гони впустую!
Она оборачивается, нахмуренно рассматривая меня.
Что-то внутри где-то простукивается, когда Алиса неуверенно за край платья пальцами впивается. Горло льдом теперь дерет.
Но она одергивает себя и глаза отводит. Собирается снова разворачиваться.
Швыряю ключи на потрескавшуюся дворовую плитку, прямо между нами.
— Придется поднять, если хочешь зайти. А мне плевать, — покачиваюсь на месте, ладони в карманы просунув. — Мне плевать-то на ключи и что там и вообще на здание. Могут неделями тут лежать. Пока не поднимешь их, обманщица.
Глядит на ключи неподвижно. Ветер пыль приносит, а не прохладу. Она осторожно приближается к связке и поднимает с плитки. На меня не смотрит.
—